День выдался суетным. Тёплым, согретым по-осеннему мягким солнцем, приятно припекающим натруженную спину, но - тяжёлым. После краткого утреннего анабиоза ломило кости, неприятно тянуло затекшие в бессменном положении мышцы, по телу разливалось знакомое, но столь нелюбимое ощущение чужеродности обитающего в нём симбионта, жадно тянущего из влажной почвы соки. К слову, отдающиеся на языке привкусом медной ржавой патины, соли и прелых древесных листьев, не из приятных оттенки, Лэни предпочитала растительной диете свежепойманную добычу, трепещущую под тяжёлой лапой и дающее чуть иной вкусовой оттенок металла. Но - увы. Тяжеловесность, придаваемая сухощавому телу наплывами коры и оплётшими его побегами не позволяла развивать достаточную скорость для удачной травли мелкой дичи, да и про маневренность проще промолчать. Приходилось довольствоваться минеральным рационом, приходившимся по душе сиамскому близнецу и оставлявшему мысли, что из хищника шакоти постепенно превращается в травоядного зверя.
Широкие лапы мерно взрывали высокую травяную стену, тяжело опускаясь на маслянистый чернозём. Корни, обычно чуткими сенсорами прощупывающие землю на десяток сантиметров вперёд, заслуженно отдыхали после утренних трудов, обвив волчьи лапы и не хуже иных змей протянувшись тонкими нитями до самых плеч. И на лопатках, и на мохнатом загривке зелень побегов была спокойна, практически терялась, прижатая к коже и тонувшая в серой жёсткой меховой щётке. Судя по солнцу, недавно минул полдень, припекало, и конечной точкой пешего похода было возвышавшееся средь вылощенного лугового раздолья дерево Нанто, под чьей кроной раскинулась блаженная тень. До ближайшего лесного массива было идти и идти, родное Кадриго и вовсе лежало в паре десятков километров на запад, так что место для отдыха было выбрано куда как удачно.
Из лугового разнотравья выпархивали разномастные бабочки, слетевшиеся на цветение красного древа, иные с отпечаток лапы размером, кружили над волчьей спиной, изредка отгоняемые досадливым взмахом головы, да резким движением плеч, если мельтешенье становилось слишком уж раздражающим. Через долгий десяток минут, утвердившись под долгожданной сенью густой охряной листвы, Ланге с удовольствием вытянулась на земле, ощущая животом ползущую от почвы земную прохладу. Расслабились мышцы, смежились веки, тело потонуло в густой траве - пройдёт кто мимо, увидит лишь волчью макушку, да серые плечи. Дневной сон после неудачной охоты и навевающего дрёму перехода был как нельзя кстати, да и кому придёт в голову беспокоить шакоти в столь пустынном месте?

Долгожданная прохлада цепкими невесомыми пальцами-иглами пробиралась от окованного довольно-таки толстым древесным слоем живота дальше, тонкими паучьими лапками сенокосцев щекоча предплечья, чувствительный хребет. Потихоньку остывало нагретое солнечным жаром тело. Ланге была чувствительна к переменам температуры, под палящими лучами чувствовала себя текуче, как только-только начавший плавиться воск, расслабленно, аморфно, сейчас же волчица чувствовала, как начинает с  незначительным холодком костенеть симбионт. Побеги, подчинявшиеся воле старшей по разуму сестры, теряли гуттаперчевую пластичность, слушались всё менее охотно. В сезон Льдов и вовсе придётся впасть в долгую спячку, месяца на два, чтоб переждать самые лютые морозы: в них тело практически отказывалось слушаться шакоти, застывая нелепым монолитом, сопровождая каждое движение неимоверными мышечными усилиями и надсадным скрипом насильно сгибаемых древесных ветвей.
За прикрытыми глазами сновали тени. Мелкие насекомые, силуэты пролетающих на солидной высоте птиц, а, может, и иных крылатых - Лэни мало интересовалась жизнью неба, она существовала параллельным ему миром, располагающимся на земле и чуть вглубь: сладковатым привкусом грунта, единением с почвой, прогулками на открытом воздухе, в процессе которых волчицу подминал собой колоссальный груз ощущений, поставляемый органами чувств симбионта.
Сон не шёл, пусть тело и было расслаблено до предела - шакоти не чувствовала мышц, словно те онемели, разве что чуть заметные колебания воздуха поступали от тонких побегов-сенсоров, покачивающихся на лёгком ветру. Неспешно плыли мысли, перекатываясь морской галькой в сознании, ускользая и сменяясь новой чередой. Определённого направления в их течении не было, так - пустые мелочи, не заслуживающие серьёзности и внимания. Внезапно, прерывая размышления, до Лэни донёсся звук шагов. Судя по всему, зверь был не слишком массивен - лапы опускались на траву мягко, с чуть слышным шелестом. Запаха волчица не чувствовала, направление ветра было не в её пользу, к таинственной персоне, нарушившей её покой, а не от неё.
Подниматься и целенаправленно налаживать контакт не хотелось. Лень? Не спрашивайте, конечно она самая. Долгая релаксация и состояние общей расслабленности позволило Ланге только чуть приоткрыть глаза, ленно смеривая взглядом чёрное пятно, расположившееся метрах в трёх от неё и практически полностью скрытое в густых зарослях. Принцип "не атакует, значит не представляет опасности" не подводил шакоти практически никогда, но врождённое патологическое любопытство не дало согласия на то, чтобы просто зажмурить глаза и забыть о незнакомом существе. От тела Лэни, извиваясь в сочной зелени, отделился тонкий щуп, безлистная плеть плюща, не имеющая глаз, зато вполне способная впитывать запахи и осязать. Секунд сорок активного движения вперёд и аккуратного ощупывания доступной площади, и отросток натыкается на чужой бок, покрытый густой пушистой шерстью, чтобы тут же деликатно отдёрнуться и замереть в ожидании. Мол - прощения просим, не хотели столь грубого вмешательства в чужое пространства.

Что сказать.. действительно, агрессии со стороны незнакомца, а это был подчёркнуто Он, как показал голос, ожидать не пришлось. Даже после столь неожиданного проникновения в личную зону, после коего девять десятых его соотечественников обнажили бы клыки, ставя на место чрезмерно любопытного шакоти, волк лишь вздрогнул, оглядываясь. Это радовало - столкновений из-за неприятного инцидента Лэни не хотелось, уж слишком она дорожила собственным отдыхом, да и для физических сшибок было её тело не приспособлено, даром что крепка древесная броня, да поддерживают извивы плюща хрупкие кости. Любые, даже самые мелкие, царапины, на большинстве зверей затянувшиеся бы за два дня, заживали на теле Ланге по долгой неделе, солидно портя настрой постоянной ноющей болью и осознанием факта собственной уязвимости. Впрочем, того посторонним знать не положено, шакоти не привыкла выставлять слабости напоказ, скорее наоборот, упрятывала как только могла все изъяны, предпочитая производить впечатление непогрешимого монолита.
В ответ на приветствие, щуп смущённо дёрнулся, съёживаясь. Действительно неловко, но ориентироваться на движения почвы не так уж легко, изначальной целью было не "потревожить", а "исследовать", ужом скользнув мимо зверя, собирая информацию. А тут подобный конфуз. Кончик побега неуверенно качнулся. Раз, второй, а затем - резво направился обратно, к хозяйке, частично втягиваясь в её плоть, частично же обвиваясь вокруг впалого живота.
Лэни всё же подняла голову, бросая чуть настороженный взгляд на отозвавшееся существо. Досадливо встряхнулась, не выказывая, впрочем, явного неудовольствия тем, что её потревожили, сенсоры - тонкие ростки, пробившиеся сквозь холку, - снова окутали её салатовой гривой, ожидающе трепеща. Представшее глазам волчицы зрелище не стало особым сюрпризом: как она и предполагала, чужак не отличался излишне тяжёлым костяком, габаритов был средних, в холке разве что сантиметров на пять выше неё, угольно-чёрный, крылатый. Точно так же сверлит Ланге выжидающими льдистыми озерами глубоких глаз. Скайток? Ох, непохоже, уж слишком неестественно вели себя оперённые крылья - ни трепета пуха на ветру, ни тех мелких, отличающих живую плоть, ежесекундных движений. Иллюзия? Возможно. Но выводов поспешных делать не стоит.
- Взаимно, - и чуть растянула чёрные уголки губ в подобии приветственной улыбки. Не подобострастно, без излишнего, напускного дружелюбия, ровно настолько, чтоб показать - намерения подчёркнуто мирные, не стоит воспринимать враждебно.
Поворот шеи назад отозвался болью в натруженных позвонках. Поморщившись, шакоти сладко потянулась, удовлетворенно чувствуя, как растягивается, похрустывая, позвоночник и разогреваются мышцы. Развернулась, усаживаясь и утапливая подушечки лап в рыхлом дёрне, на этот раз - лицом к пришельцу..

В ожидании ответа прошла минута. Две. Три..
Заинтересованно подёргивая кончиком хвоста, Лэни продолжала сверлить незнакомца взглядом, лишь изредка отводя глаза, и то для того, чтоб резким движением головы отогнать очередное назойливое насекомое. Их, к слову, было во множестве - на цветение Нанто слетелись со всей округи не только бабочки, но и довольно-таки неприятные жалящие перепончатокрылые, которые хоть и не нападали без должной на то причины, но заставляли держать ухо востро и не позволять угнездиться в густой шкуре во избежание болезненных укусов. А особо рьяных насекомых и вовсе сбивать хлёсткими короткими ударами сенсоров, ориентирующихся на колебания воздуха и звук.
Видимо, чужак не собирался уделять шакоти сколько-нибудь внимания и собственного драгоценного времени. Досадно? Весьма, весьма. Ланге, раз уж её отвлекли от полудрёмы, не намерена была отступаться от продолжения беседы, пусть даже не имел на то желания флегматичный незнакомец. Возымело действие не только природное упрямство, но и любопытство, помешанное на азарте и, пожалуй, воистину щенячьей непосредственной игривости. Стоило появиться достойному развлечению, и Лэни от него было за уши не оттянуть, сущий переярок - подавай досуг и зрелища.
Направленного в свою сторону цепкого взгляда волчица не заметила. К счастью или к сожалению, неизвестно, но, наверно, знай, что за ней наблюдают, не стала бы позволять себе столь откровенной внимательности. Шакоти переступила с лапы на лапу, еле слышно вздохнула, чуть наклонила голову набок, как удивлённый пёс. Мысли перетекали с одной на другую, перебирая возможные варианты дальнейшего развития событий. Промелькнула шальная идея повторить предыдущий манёвр, на этот раз намеренно, обратив на себя внимание чрезмерно навязчивым способом, но была отметена - чай взрослый волк, чтоб такими глупостями заниматься.
- Уважаемый.. а крылья - настоящие?
Внезапно вырвалось, спонтанно. Лэни практически никогда не умела контролировать свой острый язык, и если тот чесался сморозить очередную колкую нелепость, то сдержаться было сложно, оттуда-то и вытекало большинство проблем.
В извиняющемся жесте чуть отвела уши назад. Внешне пришелец производил впечатление личности, чья выдержка отточена, а эмоции держатся исключительно при себе, но кто знает? Два иссиня-чёрных великолепия, покоящиеся за спиной, и правда не походили на "свои", разве что потеряли чувствительность и подвижность из-за перебитых когда-то сухожилий, но то маловероятно. Скорее уж перед ней один из иллюзионистов, редкий гость в этих местах.

Спокойный. Чертовски уверенный в себе, подчёркнутая флегматичность разбавлена долей меланхолии - неудивительно, как баяли матёрые волки клана шакоти долгими вечерами сезона Льдов, удел иллюзионистов есть вечное скитание и вечная же бесприютность, ибо изменчивость натуры не позволяет осесть на одном месте, да и кто им позволит, если территории давно поделены на сферы влияния и бродягам остаётся лишь кочевая жизнь. Есть с чего замкнуться на себе, да и разговорчивость в набор стандартных качеств рядового кудесника понятно почему не входит: в долгих переходах говорливости не прибавится. Оттуда и патологическая молчаливость? Будто не привык к беседам и вспоминает, как оно, раз-го-ва-ри-вать.. 
Логические цепочки всегда давались Лэни легко, пусть и не была она обладательницей стальной логики, подчас чёртово колесо ассоциаций подводило волчицу, приводя в ходе размышлений совершенно не к тем выводам. Судить о правдивости нынешних суждений было не ей, так что следовало переключиться на более продуктивную деятельность, нежели мыслительную, коя, как показывает практика, была дефективным звеном в диалоге: Ланге считала, что опираться стоит не на сознание, а на минутный импульс, в котором-то и сконцентрированы те интуитивные порывы, способные направить жизнь в положительное русло.
Вот и сейчас, получив в ответ столь яро ненавидимую ей лаконичность, осведомилась:
- Тонкий намёк на то, что беспокоить вас не стоит?
Ни капли раздражения в голосе, и даже разочарования на дне чуть хрипловатых тонов не разобрать - выбить из колеи Ланге сложно, и вряд ли неулыбчивый незнакомец способен всколыхнуть столь редко затрагиваемые гневные омуты её сознания, пусть даже пустить круги по стоячей воде, вызвав хотя бы недовольство. По поводу краткости.. То личное дело каждого, сама же шакоти не относилась к существам, привыкшим ограничивать себя в ведении светских (и не очень) бесед, слово, по её мнению, создано лишь для того, чтоб им играть, а остальные функции, приписываемые ему, можно возложить на одно лишь выражение глаз. Достаточно чуткая к собеседникам, симбионт нередко улавливала по чужой мимике, чужому же взгляду обуревавшие существо эмоции, а врождённый кинестетизм, предпочтение к получению тактильных данных, делало звуки лишь средством быстрой передачи информации.
Волчица смерила взглядом горизонт. Время шло, солнечный диск всё дальше отходил от полуденной линии, ещё немного, от силы час, и - переход до древа Кадриго, ночевать под "открытым небом" Ланге не любила, предпочитая сень с детства знакомых крон и пульсирующее тепло переливчатой бархатной коры под лапами.

Уж в чём, а в чужих душах Ланге разбиралась неплохо, имелся приличный бытовой опыт - начиная от досконального разбора по эмоциональным сегментам проблем ближних из клана шакоти, и заканчивая долгими дипломатически тонкими беседами с незнакомцами иных рас: волчица была из любителей длительных пеших переходов, что нередко заводили потаёнными тропами на земли, лежащие вне владений симбионтов. Потому-то и улавливала в остром профиле иллюзиониста нечто, что побуждало не отступаться от собственной (на её взгляд - излишней) назойливости, возможно - устремлённый исключительно внутрь себя отстранённый взгляд? Или ясно проступившую патину отшельничества? Как нелепо бы последнее не звучало, усматривалась в чертах странника инакость, смешанная с покорством мерному течению жизни, порядком обезоруживающая Лэни. Волка хотелось разговорить, а ещё лучше бы - увидеть воочию, как растягиваются в улыбке чёрные кончики губ, как собираются тонкие смешливые морщины вокруг странных небесно-голубых глаз, чёрт бы побрал натуру неисправимого альтруиста! 
- Наличие ответа куда важней, чем его содержание, - не согласилась шакоти.
Серьёзно, прочувствованно, куда уж там шутить. Лёгкая ирония в словах собеседника чувствовалась, но не была подхвачена и переведена на соответствующую волну, трансформирующую весь диалог в ненужный фарс. Во всяком случае пока что.
- ..но и оно имеет вес, так что хотелось бы слышать полноту фраз, а не излишнюю краткость.
Нет, спокойствие без следа игривого щенячества не сдуло, но, во всяком случае, небольшая оттепель в молчаливости иллюзиониста приподняла завесу индифферентности: пусть и не проступило на морде шакоти через пыльно-серый мех довольное выражение, но ироничный прищур и полуулыбка  не могли не явить себя миру, не было в характере Лэни присущей многим депрессивной нервозности, побуждающей воспринимать окружающее в пепельных тонах. Друже- и жизнелюбия хватало с избытком - на себя, на других, ещё и оставалось, забирай кому нужно.
В очередной раз встряхнувшись, Ланге, плотно прижав уши к затылку, судорожно дёрнулась от кольнувшего в спину, на пядь пониже холки, болезненного веретена, по ощущениям раскалённого, ввинтившегося в мягкую плоть, да там и оставшегося, отдаваясь горячими волнами при каждом движении. Воспользовавшись промедлением и временной неподвижностью шакоти, одна из хитиновых тварей пробралась между изъязвившими шкуру побегами, затаилась у самой кожи и - яростно впилась в ту при первом раздражающем движении.. Что сказать, больно, неприятно, досадно. Но не смертельно и даже не опасно, не раз жалили насекомые Лэни ещё в возрасте переярка, запомнилось на всю жизнь: перетерпеть пару десятков минут жгучего зуда, и ощущения пойдут на убыль, сменившись частичным онемением.

Ах. Между высоко выдающихся худощавых лопаток разливался горячий зуд, довольно чувствительный, если учесть низкий болевой порог шакоти и тонкую шкуру, надо же было насекомой твари выбрать место столь тщательно, что не только свободно от древесных наростов, но до коего и не дотянешься, хоть и нестерпимо хочется по волчьему обыкновению зализать рану, избавившись и от яда, и от большей части неприятных ощущений. Онемение разливалось дальше по хребту - видимо, шёл по сосудам яд. Неприятно, но хоть безболезненно, и на том спасибо. В очередной раз Лэни пожалела, что знаний травника, передающихся из поколения в поколение в клане полуволков, у неё ровно на столько, чтоб хватило отличить поросль токсичных малеатов от остальных представителей местной фауны. Что ж, остаётся терпеть, пытаясь не дать раздражению вылиться в диалог.
- Слова созданы для игры смыслом, в остальном же, считаю, можно обойтись невербальным общением.
Уши так и остались полуприжатыми, дальнейшее кружение над серой головой сурово жужжащих перепончатокрылых порядком нервировало обычно хладнокровно относившуюся к хитиновым собирателям нектара Ланге, как-никак соседствует с растением в одном теле, должна бы воспринимать их как приносящих потенциальную пользу существ. Хоть и не цветёт плющ.
Вопросы? Не было таковых, для Лэни беседа являлась не средством сбора информации, а просто приятным времяпровождением: приятно было слушать на протяжении длительного времени чужой голос, следить за мимикой собеседника, переменой его эмоций и тем, как вылощенные годами рассказов давние истории выдворяются с закоулков сознания, заботливо отряхиваются от пыли, представляются в том или ином свете, как будет угодно автору словесного сплетенья. Что может быть лучше долгого вечера, проведённого за приятным разговором в родной компании друзей, пусть малочисленных, но от того не менее близких? Ну, или в незнакомой, за неимением лучшего-то выбирать не приходится. 
- Не люблю допросов. Вот если что-нибудь поведаете сами..
Многозначительный взгляд, возведённый к небу, мол, поделитесь мыслями, чем не жалко, наверняка же интересна жизнь иллюзиониста, кочующего с места на место. Усталые лапы подводили в очередной раз - мышцы пробирало лёгкое оцепенение, намекавшее, что пора бы пожалеть собственное тело и после тяжёлого утра не нагружать конечности без лишней надобности. Лэни, последовав примеру незнакомца, улеглась, воспользовавшись моментом к отдыху, нарушенному волком, свободно распустила плети сиамского близнеца, до этого обвивавшие её тело и имевшие порядочный вес - те свободно, изредка пульсируя-подёргиваясь, устлали землю в радиусе примерно метра от шакоти. Больше не дала, придержав - вдруг опасливый иллюзионист воспримет за угрозу? Лучше не рисковать лишний раз, тем более и не демонстрация силы то, а просто жест откровенной усталости, общая масса симбионта была весьма и весьма солидной.

Отредактировано Ланге (2010-09-28 20:01:26)

Чёрные крылья чужака на миг сгустились до непроницаемой безоттеночной тьмы, а затем - внезапно разошлись быстро истаявшим дымком по ветру, обыденно, без спецэффектов, даже немного обидно стало после быстро улёгшейся волны то ли моментного испуга, то ли просто лёгкой опасливости, снова возникшей на краткий промежуток времени. Шакоти вздрогнула, по спине невольно пробежались прохладные паучьи лапки, поднимающие жёсткую шкуру вдоль хребта дыбом против желания на то хозяйки, благо незаметно было то за вальяжно исполосовавшими мех зеленью побегами плюща. Типичная реакция на внезапность, аж за себя стыдно - понятно ведь было, что не представляет молчаливый незнакомец опасности, не видит в Ланге врага, но против инстинктов как пойдёшь?
Заданный вопрос заставил Лэни серьёзно задуматься, скрестив передние лапы, водрузив на них узкую морду и устремив отсутствующий взгляд в небесную синь запада, где на горизонте проглядывалась узкая полоска лесного массива, куда вскорости предстояло держать путь. О чём она мечтает? Вряд ли стремления шакоти совпадают с желаниями преобладающего большинства соклановцев или иных существ: не была она ни жаждущим семейной теплоты домоседом, ни к участию в жизни общества не тянуло, об амбициозности и говорить не приходилось, откуда той взяться-то. Уверения матери, что счастье в возможности продолжить род и в слепой нежности, уделяемой волчатам, казались Лэни не то, чтобы нелепыми - чужими и незнакомыми, возможно, просто в силу возраста, а может и в темпераменте дело.
- Что-то поменять. Мне не по душе ровное течение жизни.
Да, так точнее всего будет выразить правду, не пускаясь в рассуждения по поводу этого таинственного "что-то", за которым, как подозревала Ланге, крылась абсолютная неизвестность. Привычный ровный быт шакоти, размеренный и неспешный, в котором не было места личности и всё управлялось порядком устаревшими (на её взгляд) традициями, был не по ней, именно поэтому в данный момент симбионт и находилась в паре десятков километров от родного древа, а не устраивалась на ночь на одном из верхних уровней кроны, ожидая захода светила, чтоб погрузиться в анабиоз.
- Что именно - можете не спрашивать, честно подобрать слова вряд ли смогу.
Встречный вопрос задавать не стала. Хотя, несомненно, разбирало неуёмное любопытство - что ответит чёрный? Если включить логику и попытаться использовать её по назначению, одним из первостепенных желаний представителя немногочисленного рода иллюзионистов может стать стабильность, ведь работая с тонкими материями и имея возможность воплотить наваждением любой свой каприз, ежедневно видят, как рассыпаются невесомой пылью наведённые ими фантомы и убеждаются, что кроме бесплотных теней не властны ни над чем. Или, может, чужака гложет одиночество? Впрочем, если судить по его нежеланию идти на контакт, им он скорее наслаждается, нежели мучим.

Выслушав, Лэни недовольственно прищурилась, в голосе чужака явно слышалось что-то от столь ненавидимого ей покровительственно-наставительного тона, присущего "заматеревшим" волкам, снисходительно посматривавшим на шакоти свысока. Её редко воспринимали всерьёз, хоть и считается трёхлетний возраст зрелым. Может, из-за зачастую неуместного лёгкого отношения к жизни, что столь ярко выделялось на общем фоне флегматичных циников и озлобленных нервозных одиночек, набивших под завязку окружающий её социум? Или из-за чрезмерно юного вида нескладного худощавого подростка? Неизвестно, какие на то были причины, но на любые попытки наставлений, пришедших свыше, Ланге реагировала одинаково - клокочущей в груди, разгорающейся в глотке неуёмной яростью, чаще сдерживаемой, но подчас выливающейся наружу в нелестные собеседнику выражения, обычно складывающиеся в простой подтекст "учить может лишь безгрешный". За эту характерность волчица в детстве не раз была оттрёпана за загривок вспыльчивыми родными, доставалось, бывало, и от старейшин клана.
"Чужой кусок мяса"? Неужто иллюзионист намекает на себя? Нет, в этом он явно просчитался - бытие кудесников если и привлекало шакоти, то лишь со стороны теоретической, басни о путешествиях подчас куда интересней их, особенно когда хорош рассказчик. О жизни фокусников-одиночек Лэни знала прилично, как-никак её отец был им, много пережил и потёр шкуру не в одной передряге, об этом в подробностях рассказывалось тогда ещё не слившемуся с симбионтом щенку, восторженно внимающему каждому слову. Мятежная душа, до сих пор, будучи седым и порядком постаревшим зверем, пропадает на неделю-две, подчас пугая родственников долгими отлучками. К семье Ланге была привязана, но руководствовалась принципом "любишь - отпусти", тем более передался по наследству неусидчивый характер.
"Главное, не лишись в процессе перемен своего".
Подобные ненужные советы раздражали. Даже не так - угнетали. Чёрный думает, что она не способна разобраться в своей жизни сама? Или завуалированно делится собственным печальным опытом? Шакоти не были нужны взгляды свысока, их вполне хватало на родном древе Кадриго, в чём она и нуждалась, так это в равном собеседнике.
Колючий взгляд, отдающий обидой, задел незнакомца, всё так же всматривающегося в небесную синь. Промолчала, не ответив - не выливать же раздражение на собеседника, отвернулась, последовав примеру чёрного.

Взгляд бесцельно блуждал, выхватывая из окружающего пространства то сегменты постепенно наливающегося закатным алым небосвода, то цветистую мозаику дали, где поле перемежалось сначала с густой порослью кустарника, а затем замыкалось полукольцом лесного массива. Если присмотреться, была видна вдалеке и крона Кадриго, только вот привычного глазу мельтешенья десятков живых существ на нём не могло уловить ущербное зрение Лэни - детали расплывались, двоились, отказывались смиренно подождать на месте, пока сконцентрируется на них взгляд. Увы, глаза - одно из немногого, что подводило шакоти на протяжении всей жизни, впрочем, их с лихвой заменяли обострённые кинестетические ощущения, подрагивание земли, неощутимое для большинства зверей, но явное для растений, говорило порой куда больше, чем простой зрительный контакт с объектом.
Раздражение ещё кипело, однако, по мере течения времени и степени погружения солнца за гладь горизонта, всё больше накрывало иное - сонное оцепенение. Температура воздуха понижалась. Не слишком заметно, лишь чуть похолодало, но растения восприимчивы к изменениям среды, и Ланге чувствовала, что всё больше и больше деревенеют плети плюща, пользуясь расслабленностью усталого тела, ломотой в мышцах, словно бы говоря - пора на покой, куда тебе долгий переход, потратишь на то пол ночи. Можно было бы вздёрнуть себя на лапы, встряхнуться, поразмять изможденную плоть, сгоняя с сиамского близнеца налёт сонной лени, но - зачем? Куда приятней ведь потакать собственным минутным слабостям, тем паче, угрозы крупных хищников и представителей иных кланов на территориях, исконно принадлежащих Шакоти, вряд ли можно опасаться. Да и небесная твердь ясна, убережёт от непогоды.
Ещё один цепкий взгляд искоса на чужака, и Лэни отвернулась от чёрного, сворачиваясь уютным клубком, выискивая удобную позу, подминая под себя колючую травяную поросль - в ночном анабиозе тело недвижимо, уляжешься неловко, наутро будет ломить все затёкшие суставы. Устроившись в вытоптанном за последние полчаса гнезде из примятого рыхлого дёрна, шакоти практически с головой скрылась от посторонних глаз в луговом разнотравье; распущенные до этого побеги пришли в движение - какой вбуравливался в землю, на ночь функционируя кровеносным сосудом, выкачивающим из почвы влагу пополам с минеральными растворами, какой обвивал волчью спину, выступая импровизированной защитой. Лэни смежила веки, всё ещё раздумывая над действиями иллюзиониста. Если привычно тому выступать в роли молчаливого монолита - почему бы и нет, зачем идти на контакт против чьей-то воли?